С Николаем Николаевичем Крапивиным (НК) — бессменным главным режиссёром Коломенского народного театра мы договорились встретиться за полчаса перед началом репетиции. Пунктуальный Крапивин вошёл в репетиционный зал, буквально, с боем часов. Он поприветствовал меня и сразу же стал расспрашивать об информационном портале «Искусство Коломны» (ИК). Я рассказывал о нашей деятельности, а он внимательно слушал. В какие-то моменты Николай Николаевич задавал очень точные и ёмкие вопросы и всем видом демонстрировал интерес к нашей встрече. Временами он прикрывал глаза, но в такт кивал моему голосу. Глядя на него, я тут же почувствовал себя актёром на прослушивании. Наконец, он прервал меня со словами: «Отличное дело затеяли! Правла, очень здорово начали».

ИК — Спасибо! А с чего начался Ваш творческий путь в Коломне?

НК — Я в Щукинское училище поступил в 1973 и надо было где-то начинать работать. Начал в ДК Ленина. Стажировался ещё будучи актёром студенческого театра. И, когда в 1975 году умер руководитель у нас в театре я возглавил его и с тех пор уже 38 лет.

ИК — Как получилось, что именно Вам в таком возрасте удалось возглавить театр? Вы учились на актёрском?

НК — Нет. Я приехал в Коломну из Горького. Я закончил речное училище и прибыл в коломенский порт по распределению. Здесь я и увидел объявление о наборе в театральную студию и стал первым студийцем. И потом, (ну, чтож в порту работать?) поступил в Московский энергетический институт, чтобы стать инженером. Нас коломенских тогда четверо в МЭИ училось. И вот в среду, субботу и воскресенье мы ездили в Коломну, чтобы играть в спектаклях. Для всесоюзного телевидения даже снимались. Один из наших спектаклей показали, а потом стёрли. Но тут пошли заявки со всей страны и ещё раз пришлось то же самое отснять. Я закончил МЭИ и меня сначала определили во Францию в торгпредство. А я говорю: мне в Коломну надо, я там в театре играю. Ну, меня тогда на КБМ отправили. И вот я сюда приехал, занимался в театре и работал. А потом уже после армии в Щуку поступил. Там, как раз такое отделение открыли режиссёров народных театров. Тогда, конечно, был размах народных театров. 2500 театров в России тогда было и ректор Щуки Борис Евгеньевич Захава сказал: Давайте организуем отделение режиссёров народных театров. Я к нему и поступил. У его учился 4 года. Я закончил и он годом позже в возрасте 80 лет скончался. В общем на сегодняшний день театру — 88, студии — 52. Для чего студия нужна? Актёр приходят, играют, умирают, уходят, и нужно постоянно пополнять состав. Вот студия и выполняет эту задачу. Люди 2 года учатся. Первый год ребята учатся быть на сцене как дома свободно. Не стесняться. А на втором курсе уже нужно быть на сцене как дома в ролях. После делается выпускной спектакль. Мольер, Горький, Чехов, классика… и он включается в репертуар нашего народного театра. У студийцев таким образом, свой спектакль есть. Вот для чего студия нужна. Не пойдёшь же на улицу: Товарищ! Не хотите в спектакле поиграть?

ИК — Чем руководствуетесь в выборе репертуара?

НК — Выбирает руководитель, то есть я. Это классическая вахтанговская формула. Во-первых, выбираю пьесу, созвучную времени. Чтобы люди себя узнавали. Допустим, при Брежневе «Ревизора» ставили. Уж как там всё это превосходно ложилось! Во-вторых, конечно, нужна замечательная драматургия. Шекспир, Островский, Гоголь, советские писатели. И, в-третьих, чтобы репертуар был посилен труппе. В чём смысл в итоге? Берём лучшую пьесу в мире, чтобы год не скучно было работать. Ищем характеры персонажей, актёров пробуем. Целый год, таким образом, работаем, а играется потом это лет 20. В самодеятельности как? Отыграют раз, два, ну, три, а у нас по 20 лет. «Золушка» вот уже 33 года идёт.

ИК — Каков средний возраст актёров театра? Сколько лет самому возрастному члену труппы?

НК — Сейчас самому возрастному 72 года, а самым молодым студийцам-выпускникам по 16 лет. Когда я только пришёл в театр, актёры по 50 лет работали и мне это чем-то диким казалось. А возраст актёров и 90 лет составлял.

ИК — В каких ролях сейчас заняты возрастные участники театра?

НК — Ну, вот, например, Сергею Владимировичу Зацепину 65 лет и он много где занят. Он — способный по жизни, у него гражданская позиция есть. Типа Михаила Александровича Ульянова такой. Как тот: Жукова, Ленина, Карамазова — любого мог сыграть. Так и Сёрежа. Мы под него делаем спектакли. Скажем, в «Ревизоре» он — Городничий, в «Утиной охоте» — Зилов, в «Трамвае Желании» — Стэнли,

У Чехова он — Лопахин, в Мольере — господин Журден. В общем, весь спектр главных ролей. От Шекспира до современных пьес. Есть чем гордиться! Он закончил в своё время наш пединститут, спортивный факультет. Он — спортсмен! А поскольку он уже студентом занимался в студии, то и организовал в КПИ театральный коллектив. Там он мощные пьесы делал. Такой вот: актёр, спортсмен. А потом он стал заместителем Шувалова во спорту, культуре и 10 лет с ним работал. И, при этом, всё время с нами в театре.Он, правда, не может всё время театром заниматься. Сейчас он — предприниматель. А в театре он как режиссёр «Дети Солнца» Горького выпустил. А сейчас делает «Месье Амилькар или Человек, который платит» Жамиака. Вот какие у нас актёры! Он и гордится: когда бы самодеятельный актёр сыграл и Шекспира, и Мольера.

ИК — Кто из режиссёров или актёров прошлых лет повлиял на Ваш выбор профессии?

НК — Хороший вопрос! Когда я только пришёл сюда театром руководил Абрам Соломонович Лавут. Это профессиональный актёр и режиссёр Московского камерного театра под руководством Таирова. И, когда в 47-ом году встал еврейский вопрос, Сталин стал евреев из московской культуры изымать. А так как Коломна — 101-ый километр, то так профессионал и очутился в Коломне. Вы представляете, он тогда жил в Химках. Из Химок до Москвы, из Москвы в Коломну он ездил тогда на репетиции 4 раза в неделю в течение 27(!) лет.Теперь понятно к какому человеку мы все попали в студию? Это влияет на воспитание, интересы, образование. Но это — пол-дела! В 1961 году он и создал студию, чтобы в народный театр поступала обученная свежая кровь. В эту студию он пригласил преподавателя актёрского мастерства Моисея Львовича Рошаля, который был главным режиссёром Московского областного театра имени Островского. То был человек энциклопедист, замечательный педагог. Он такие спектакли вытаскивал из ребятишек! Вот он-то и повлиял на меня больше всех. Он сказал тогда: что ты всё по технике учишься? Речной, МЭИ… Давай искусству себя посвящай! И поскольку 5 лет я учился в МЭИ и мы с ним ездили сюда, в Коломну на электричках туда и обратно. Так я по его благословению в Щуку и попал. В студии тогда были педагоги московских театров и лучшие студенты ГИТИСа. Например, историю театра у нас преподавал Михаил Ефимович Швыдкой — тот, который потом был министром культуры и телеведущим. Алексей Вадимович Бартошевич — лучший специалист не только в России, но в мире по Шекспиру. Был тогда завкафедрой в ГИТИСе. Силюнас Видмантас Юргенович — специалист по Мольеру. Сейчас консультирует Мировой детский театр. Вот таких преподавателей-евреев сюда привозили. И тут парень из деревни вроде меня попал в такое окружение. В итоге всё воспитание, интересы, увлечения, вкус в искусстве — всё от них позаимствовал и считаю, что мне повезло в жизни. Моя судьба определилась именно таким образом.

ИК — С кем из известных современных актёров Вы успели поработать и с кем мечтаете это сделать?

НК — Много их было. Ну, например, с Олегом Вавиловым (он тогда в «Лесе» играл на Малой Бронной) в «Лесе» Несчастливцева. А потом ещё через 2 года его позвали, а потом ещё через три. Ну, тут знаете как? У них, на Бронной, одни мизансцены, у нас — другие. И ему, чтобы войти, конечно, тоже надо было потрудиться. У нас — вся мизансцена построена на движении, а он говорит: «Давайте я, сидя на одном месте, всё сыграю». А голос у него бархатный! И зрители, конечно, здорово его приняли. Даже так, сидя. Но, если актёров с таким талантом у нас нет, то, конечно движения больше надо давать.

Тут к нам приезжал новый губернатор Воробьёв на день города и сказал, что он любит театр и пообещал нам Сергея Безрукова привезти. Безруков теперь стал руководителем Московского областного Дома искусства. С ним, конечно, любой режиссёр мечтает поработать. Но это всё мечты, мечты…

ИК — Удалось поговорить с Воробьёвым о проблемах театра?

НК — Конечно, проблем много. Раньше театр был на балансе завода. И, поскольку завод тепловозостроительный немец организовал, тут публика очень образованная была. И весь руководящий состав завода, инженеры, квалифицированные рабочие — весь цвет завода всегда поддерживали театр. Они с большим удовольствием ходили на спектакли, прекрасно знали весь наш репертуар. Знали о наших проблемах. Вот, например, нужны нам были декорации, и директор завода сам предлагал и столярный цех, и рабочих, и какие-то нестандартные детали делали для нас. И всё это абсолютно бесплатно для нас. А в 1994 году завод нас покинул и взял к себе город. Вот тут и началось. Некому стало за декорации, театральный свет платить. А у нас светильники до сих пор те, 60-х годов. На них уже лампы не продаются. Но город всё же помогает и финансирует 1(!) спектакль в год — и это уже хорошо. Воробьёв, конечно, тоже сказал про капитальный ремонт. Но года через два-три. В обшем, проблемы технического характера. Раньше и в штате были грузчики, машинист сцены, осветители, рабочий сцены, рабочий-декоратор. А теперь всё это один человек обслуживает — наш завхоз. Вот такие проблемы принёс в театр капитализм! Живём на старых дрожжах.

Тут подключаются пришедшие на репетицию актрисы театра Светлана Широкова (СШ) и Надежда Сливкина (НС)

НС: — Мы сами платим театру.

СШ: — Работаем на самообеспечении. И всё от реквизита до причёсок делаем на собственные деньги.

ИК: — А что Вами движет?

СШ: — Боюсь, этого не понять людям современного капиталистического общества. Конечно, искусство не продаётся и не покупается. Для нас это веление сердца. Сегодня я представить себя вне театра не могу.

НС: — Мы любим театр как искусство в целом и наш коломенский театр в частности. Придя сюда единожды, почувствовав себя в этой атмосфере, пообщавшись с окружающими тебя людьми понимаешь, что нашёл своё, родное.

НК: — Помните, как в «Берегись автомобиля» персонаж Евстигнеева говорит: «… насколько лучше играла бы Ермолова вечером, если бы она днём, понимаете, работала у шлифовального станка…»? Вот у нас тут примерно то же самое.

НС: — Ещё конечно, то что Николай Николаевич ещё со времён студии нас воспитывал: «Не явиться на репетицию можно только в случае собственной смерти или смерти кого-то из близких». Все дела личные, рабочие не касаются основного в нашей жизни — театра.Надо заменить заболевшего — собираешься и едешь. Здесь и энтузиазм, и привычка. и любовь.

СШ: — Не все задерживаются, конечно. Кто-то уходит насовсем, кто-то возвращается спустя какое-то время. Поработает, переживёт какое-то новое увлечение в жизни и потом — обратно. Такие, вернувшиеся, как правило, остаются уже навсегда.

НС: — Я встретила недавно своего партнёра, с которым мы лет 10 назад играли спектакли. Он говорит: «Я очень хочу вернуться, но переживаю, примут ли меня обратно, как встретит Николай Николаевич?». Мы всем отвечаем в таких случаях: «Погулял — возвращайся!» Так и он — пришёл на капустник и остался.