Светлана Алексиевич, белорусская писательница, которая создает свои произведения на русском языке, получила Нобелевскую премию по литературе. Это шестой русскоязычный автор в данной номинации за более чем 100-летний период существования премии. В прошлом лауреатами становились Иван Бунин, Борис Пастернак, Михаил Шолохов, Александр Солженицын и Иосиф Бродский. Последний был удостоен Нобелевской премии в 1987 году. Таким образом, награждение Алексиевич — это первая «нобелевская» победа русской литературы за последние 28 лет.
Новости культуры на Радио «Благо» — 102,3 FM
102,3 FM
Светлана Алексиевич родилась в послевоенной Украине в городе Ивано-Франковск. Позже семья переехала в Беларусь, на родину отца. После окончания средней школы будущий писатель работала воспитателем, учителем истории и немецкого языка, журналистом в газете. Окончила Белорусский государственный университет (факультет журналистики), работала в районной газете «Маяк коммунизма», в «Сельской газете», возглавляла отдел очерка и публицистики журнала «Неман». В 1983 году принята в Союз писателей СССР. С начала 2000-х была вынуждена эмигрировать, жила в Италии, Франции, Германии. В 2013 году вернулась обратно в Белоруссию.
Нобелевскую премию Светлане Алексиевич вручили с формулировкой «за многоголосное творчество — памятник страданию и мужеству в наше время». По мнению писательницы, награду ей присудили не за какую-то конкретную книгу, а за пять произведений из цикла «Красный человек. Голоса утопии». В него вошли работы «У войны не женское лицо», «Последние свидетели», «Цинковые мальчики», «Чернобыльская молитва», «Время секонд хэнд». Это первая Нобелевская премия Белоруссии, где произведения писательницы не печатаются. На родине Светлану Алексиевич считают оппозиционером действующей власти. При этом книги Алексиевич вот уже 30 лет выпускаются на Западе, в России, и переизданы в 20 странах мира. Еще до долгожданного «Нобеля» писательница получила более десятка престижных литературных наград. В 2006 году она стала лауреатом Национальной премии книжных критиков США, а в 2014 была награждена французским орденом Искусств и литературы.
Светлана Алексиевич — создатель собственного документально-художественного метода, основанного на творчески сконцентрированных беседах с реальными людьми. «Я складываю мир своих книг из тысяч голосов, судеб, кусочков нашего быта и бытия. Каждую свою книгу я пишу 4-7 лет, встречаюсь и разговариваю, записываю 500-700 человек. Моя хроника охватывает десятки поколений. Она начинается с рассказов людей, которые помнили революции, прошли войны, сталинские лагеря, и идет к нашим дням – почти 100 лет. История души – русской души. Или точнее, русско-советской души. История великой и страшной Утопии – коммунизма, идея которого не умерла окончательно не только в России, но и во всем мире». Своими главными учителями на этом пути Светлана Алексиевич называет белорусских писателей Василя Быкова и Алеся Адамовича.
Первая книга Алексиевич «У войны не женское лицо» была закончена в 1983 году. Однако ее не издавали еще два года. Советские критики обвинили писательницу в пацифизме, натурализме и развенчании героического образа советской женщины. Многие героини писали Алексиевич гневные письма, уверяя, что следует рассказывать о доблестных победах, а детали оставить в стороне. Детали, которые и составляли основу всех произведений автора, касались жизни «маленького человека», оказавшегося один на один с великим горем — будь то война, катастрофа или потеря близкого. В каждой книге, терпеливо и с любовью, при помощи множества разрозненных голосов Алексиевич разворачивала советскую и пост-советскую литературу лицом к человеку.
Книга Светланы Алексиевич «Цинковые мальчики» (1989) привнесла в общество новый всплеск негодования. Произведение об Афганской войне, которую преступно скрывали от собственного народа 10 лет, вызвала волну критики. На автора обрушились военные и коммунистические газеты. Некоторые так и не смогли простить Алексиевич развенчание героического военного мифа. В 1992 году в Минске был организован политический суд над писательницей. Но в ее защиту встала демократическая общественность на родине и за рубежом. Суд был приостановлен…
Вслед за Достоевским Алексиевич в своей работе стремится понять, сколько человека в человеке и как этого человека в человеке защитить. «Я не пишу сухую, голую историю факта, события, я пишу историю чувств. Можно еще назвать это — пропущенной историей. Что человек думал, понимал и запоминал во время события? Во что верил или не верил, какие у него были иллюзии, надежды, страхи? Что понял о себе и о мире…Это то, что невозможно вообразить, придумать, во всяком случае в таком количестве достоверных деталей и подробностей. Мы быстро забываем, какие мы были десять, двадцать или пятьдесят лет назад. А иногда стыдимся, или сами уже не верим, что так оно с нами и было. Искусство может солгать, а документ не обманывает…», — рассказала автор.
В многочисленных интервью после вручения премии Светлана Алексиевич говорила, что работает над новой книгой — это произведение не о боли и страдании, а о любви. «Мне подумалось, — говорит автор, — что я до сих пор писала книги о том, как люди убивали друг друга, как они умирали. Но ведь это не вся человеческая жизнь. Теперь я напишу, как они любили … Любят… И опять мои вопросы — кто мы, в какой стране живем — через любовь… Через то, ради чего мы, наверное, и приходим в этот мир. Мне хочется любить человека. Хотя любить человека трудно. Всё труднее».
Фотографии с официального сайта писательницы (из личного архива С.Алексиевич).
Фрагменты из интервью на радио «Благо» (2002 год):
- «Я вспоминаю, как мы снимали фильм с японцами и приехали в одно русское село где-то в Псковской области. Нам сказали, что там потрясающий фермер, фермер-философ. Мы приезжаем туда, и действительно — мужик потрясающий. Но пока мы добрались до него, мы все были по колено в грязи. И ему этот японец задает элементарный вопрос: «Вы так прекрасно говорите о Циолковском, Марксе, Горбачеве… Но что вы не можете взять машину гравия и засыпать свой двор? Чтобы к вам можно было прийти нормально?». Мужик даже оскорбился. Как? Он нам тут о Космосе, а мы тут ему вот это. Так вот я хочу, чтобы мы совместили, и горизонт своей русской души, и в то же время, чтобы у нас был чистый двор, красивый дом. Чтобы это тоже было ценностью нашей жизни».
- «Чернобыль. Работают ликвидаторы, я приезжаю туда. Мужчины, значит, две трехлитровые банки самогонки ставят. Это не каждый раз. Была такая идея, что таким образом они очищаются, выгоняют все это. И яичницу женщина какая-то жарит. И вдруг у этой красивой молодой женщины спадает рукав (а в это время мы говорим о Циолковском, о Горбачеве, об особом русском пути, о западничестве), и я в ужасе. Говорю: «Что с вашими руками?». Она вся в язвах там! Она говорит: «Как что-что? Мы руками стираем их белье каждый день». Я разворачиваюсь к этому командиру отряда и говорю: «А где ваши стиральные машины? Почему эти женщины должны руками стирать?». «Ну вы знаете, эти стиральные машины, их там нет…». Я говорю: «Так что получается, говорить о небесах, пожалуйста! А добиться две стиральные машины…». Эти женщины же калеки, конечно, остались… Вот что любовь может об этом? В данной ситуации? Любовь была бы не говорить о высоких материях, а найти эти две машины».
- «Я поняла, что поеду и напишу правду об этой войне, которую прячут от народа. Этих мальчишек хоронят ночью. Матери не могут даже попрощаться. Вот это была моя форма любви. Вот это была моя форма молитвы. Я была другим человеком, более активным. И я написала эту книгу. И меня судили за нее. И это была моя форма молитвы».
- «Мне кажется, что надо совмещать. Делать свою душу, но и мир вокруг нас более совершенным. Вот я видела в Афганистане одного парня и поняла: вот таким бы верующим я бы хотела быть. Первый бой. Он отказался стрелять. Я иду к этому парню, меня с трудом пускают. Говорят: «Вы должны его заклеймить!». И вдруг я вижу парня, который говорит: «Я не могу убить. И я не буду стрелять. Пусть меня садят, пусть со мной, что угодно делают. Но я не буду убивать». И я поняла: вот это мужество веры! Не убивать. И что для этого надо больше мужества, чем пойти, убивать, а потом через 10 лет узнать, что это была война-преступление. И командир (опять-таки хороший мужик попался), с которым мы ночь проговорили. Он мне говорил, что это преступник, а я говорила: «Самый честный человек среди вас, которого я видела». И я ему говорила: «Если тебя действительно потряс этот пример, ты сделай что-нибудь!». И утром я узнала, что оформили, что у этого парня был нервный срыв. И его отправили. Его спас этот майор. Наш разговор. Вот слова любви какие должны быть!».
- «Я не могу назвать себя религиозным человеком в классическом смысле, но я бы не написала ни одной книги, если бы я не была, что называется религиозным человеком, в каком-то другом понимании. В том понимании, что мне жалко, например, божью коровку раздавить. Что я не могу сделать больно другому человеку».
- «И именно смерть [сестры] заставила меня посмотреть на небо. Я поняла, что больше смотреть некуда, что мысль, как таковая не спасает, книги не спасают. Я даже тогда раздала всю свою библиотеку, потому что было разочарование в книгах. Но потом пришло. Вот эта смерть стала толчком..».
- «Несмотря на то, что я пишу о войне, о Чернобыле, я везде ищу слова любви, любви одного человека к другому. Потому что ясно же, что сегодня нас ни наука не спасет, ни физика, ни арифметика, ничего! Спасти человека может только любовь. Один человек может спасти другого».