Владимир Потапов о скоростных качествах живописцев и рацио в творчестве реалистов

Потапов

Коломенский пленэр памяти Абакумова, который проходит в эти дни в нашем городе,  располагает не только к обмену творческим опытом, но и к общению. В одной из таких неформальных бесед среди участников возник спор о скоростных качествах живописцев. Художник Андрей Дроздов рассказал, что недавно ему пришлось давать мастер-класс в Туве, во время которого он написал женский портрет всего за один сеанс — примерно 2,5 часа. «А как быстро можно написать пейзаж?» — вопрос нашего корреспондента был обращен уже к Владимиру Потапову, известному коломенскому живописцу. Мастер ответил, что сам обычно пишет картины классически медленно, но маленький этюд может создать и за 15 минут: «Например, закат позволяет мобилизоваться, ты концентрируешь все силы и пишешь быстро, пока солнце не зашло, а когда в течение дня ровный свет, обычно трудно себя собрать». Заинтересовавшись прозвучавшим вопросом опытный пейзажист, член Союза художников России Владимир Потапов поделился с ИК своими размышлениями.

— Насколько важна скорость в написании картины?

Мне кажется, что скоростные качества художника заложены от Бога. Может быть, это зависит и от развития. В молодости и в школьную пору я больше занимался акварельной живописью. И в принципе акварелью писал достаточно быстро и легко. В институте я даже считался лучшим акварелистом, там говорили: «все у него нормально, там у него легкий путь будет». Но когда я начал переходить на масло, то почувствовал сопротивление материала. И, откровенно говоря, я и по сей день с этим материалом борюсь. И порой устаю и думаю, что это вообще не моя профессия. Может быть, бросить? Но это просто мысли такие проскальзывают, бросить уже невозможно. Видимо, это сидит в крови. Ты встаешь и сразу смотришь: какое небо за окном, какая погода, как там красиво смотрятся дома. То есть, это уже образ бытия и, мне кажется, бросить мне уже не по силам.

Так вот, что касается масла. Если я пишу большую картину в масле, то я относительно долго работаю. Потому что я очень большое внимание уделяю рисунку. Вот с Мишей Абакумовым мы как-то раз разговаривали относительно скоростного начала. Он говорит: «Художник должен писать быстро, как Коровин». Я отвечаю: «А как же тогда Серов? Серов ведь не хуже писал, чем Коровин». Он мне в ответ: «ну… Серов сидением брал». Я в душе где-то с ним не согласился, а сказал ему: «по мне, так без особой разницы, важно, чтобы в итоге был хороший результат. Может быть, один десять замечательных работ напишет. Другой — одну замечательную работу. Будем все равно судить по лучшей работе. Она у кого будет? Может, у того, кто быстрее пишет, может, у того, кто медленнее. Это уже от таланта и других каких-то специфических особенностей зависит».

Потом мы с Абакумовым снова вернулись к этому вопросу, хотя я его сам не поднимал. Миша мне и говорит: «Вот Цыплаков (Он считается «корифеем» у московских живописцев. И многие наши художники учились у него в мастерской. Он считался лучшим педагогом и лучшим живописцем советского периода) говорил, что «если художник пишет медленно и хорошо — это хорошо, а если хорошо и быстро — это очень хорошо!».

Я когда ставлю себе какую-то жесткую задачу, например, «нужно написать быстро этюд», то тогда пишу быстро, а так я классически медленно пишу и больше стараюсь работать с цветом…

И проблема цвета – чрезвычайно сложная и тонкая. Приходится какие-то вещи или перерабатывать, или писать сосредоточенно и внимательно. Если ты пишешь «от куска», «от пятна», alla prima, т.е. потом уже не поправляешь, то в такой системе ты стараешься держать эту систему (картину) визуально, чтобы она у тебя в зрительном ощущении не разрушалась. Ты должен с самого начала видеть эту картину завершенной и вести ее последовательно. Ты пишешь, как по живой натуре, и смотришь: как солнечное пятно работает, как полутональное, как теневое, как рефлексное. И это требует внутренней собранности и поэтому в такие моменты идет большой расход энергии. Еще ты должен следить внимательно: если солнышко зайдет, то тогда ты уже другие краски увидишь. Вот такие перерывы между нужным освящением в какой-то степени сбивают тебя. Потому что когда ты настраиваешься на внимательное восприятие, на ощущение гармоний, то ты уже весь мобилизован, а в период остановки у тебя происходит «разжижение» внимания и поэтому тебе снова приходится мобилизоваться, и снова, и снова. И вот эта высокая самоотдача мне по душе. Но мне кажется, тоже самое было и у других…

Вот например, Сезанн медленно писал картины, особенно в поздний период. Вроде бы ранний у него был быстрый. Не знаю, как Клод Моне, видимо он очень быстро писал. Потому что смотришь, у него такое легкое письмо. Но правда, он тоже чрезвычайно внимательно писал: солнышко заходит, он все бросает и прекращает писать. И обязательно старается, чтобы цвет в цвет, тон в тон. То есть, это супер сложная работа. Это работа, основанная на эмоциях, на чувстве, то есть это нельзя проанализировать. Это какая-то единая цепь или субстанция, которая если разрывается, то ты должен снова как-то в своих ощущениях восстановить и вести. И вот я в своем понимании и моей заинтересованности на этот день, считаю, что это самое сложное, самое интересное и самое долговечное и вечное. Это через цвет выражены наши ощущения, наши ощущения красоты, гармонии, любви. И по мне, так вот это и есть искусство.

Если художник хочет своей картиной сказать «будь ты добрым, хорошим и еще каким-то», и после этого берет для изображения какой-то евангельский сюжет, то такое рациональное начало может где-то загасить эстетическое. Или эстетическое может не отвечать самой мысли. На сегодняшний день, мы вроде бы уже пронизаны всеми знаниями морали: православной и католической. И ты, уже зная, кто ты есть и что тебе нужно писать, большее внимание уделяешь формальному началу, чтобы формальное начало, живописное, гармоничное, вечное преобладало. То есть, может будет и другая эпоха, может будет другая вера, но твои живые человеческие ощущения, которые рождаются внутри человека и передаются только человеку останутся. Искусство ведь не существует вне человека. Вот это начало — крайне сложное, но являющееся истиной для человека, и ему, наверное, имеет смысл отдать все свои силы. Но это одна из ипостасей изобразительного искусства.

В большинстве случаев художники, да и я сам так делаю, создавая композицию, вкладывают в нее рациональную мысль. Например, «самолетики», или «крестьянка доит корову или стрижет овцу», или ты какой-то натюрморт организуешь (правда, в натюрморте тоже больше эстетического, чем мысли какой-то). За что ругают абстракционисты реалистическое искусство? За то, что в реалистическом искусстве много рационального, мы можем просчитать какие-то вещи. Как-то раз ко мне на выставке в Жуковском подошла одна женщина (по видимому математик или инженер). И говорит: «всю вашу художественную эстетику можно оцифровать, переложить на цифры». Я отвечаю: «ничего подобного!».

И уже после начал размышлять на эту тему: «а что в моем творчестве рациональное?». Можно продумать композицию, можно определить пропорции, можно просчитать пространство, но гармонию ты уже не посчитаешь. И поэтому, когда ты пишешь, порой даже пытаешься отказаться от рисунка, чтобы не было рацио, чтобы была «бесстержневая» эмоция. Вот такой интересной вопрос! То есть может быть рацио больше, может быть рацио меньше, может быть, оно вообще отсутствует. Но все равно художник закладывает какую-то мысль. Может быть она так сразу и не читается, но все равно мы даже и чувства наши все время пытаемся как-то обосновать логически. И рациональное начало все равно присутствует. Но здесь границу четко не проведешь, правда?

 

Похожее: Международный уровень — новая традиция коломенских пленэров!

В Колону приедут художники из Японии, Сербии и Черногории